Тогда этим термином обозначали всех граждан среднего достатка, не имеющих дворянского титула и церковного сана. С тех пор само понятие многократно уточнялось, появилось деление на высший, средний и нижний средний класс.

Однако суть оставалась прежней: к среднему классу всегда причислялись люди, которые боялись сорваться вниз и надеялись, что будут двигаться вверх.

"Дети сапожников и башмачников"

Во все времена общество делилось на богатых, бедных и тех, кто находился между ними, однако о среднем классе в Европе заговорили сравнительно поздно. На заре Нового времени европейцы продолжали мыслить категориями сословий, а не имущественных групп, и в рамках одного сословия оказывались люди с совершенно разным уровнем дохода, образования и разным менталитетом. Так, в 1614 году на Генеральных штатах, созванных во Франции, в конфликт вступили три сословия: первое -- духовенство, второе -- дворянство и третье -- все остальные. При этом в составе третьего сословия были как люди, которых сегодня отнесли бы к среднему классу, так и те, кто о такой чести мог бы только мечтать. Надо сказать, что современники прекрасно осознавали всю нескладность сословного деления. Участник Генеральных штатов барон Сенесэ отмечал, что третье сословие -- это "сословие, составленное из городского и сельского люда; последние почти все вассалы и подчинены суду двух первых сословий; первые -- это буржуа, купцы, ремесленники и несколько чиновников. Эти-то, забыв свое положение, хотят себя равнять с нами". В общем, барон понимал, что крестьяне и зажиточные горожане не одно и то же. Но как только речь заходила о том, чтобы признать интересы этих самых горожан, дворяне делали вид, что не видят никакой разницы между ними и самыми последними холопами. Один из дворянских делегатов, например, говоря о третьем сословии, заявил, что между дворянами и "детьми сапожников и башмачников" столько же различий, как "между господином и лакеем".

И все же средний класс существовал и при сословном строе, а некоторые его представители добивались впечатляющих успехов. Так, портниха Роз Бертен сумела за два года превратиться из скромной хозяйки швейной мастерской в одну из самых богатых парижанок. Открыв свой бизнес в 1770 году, мадмуазель Бертен быстро нашла клиентов среди версальской знати, а в 1772 году ее представили Марии-Антуанетте. Та оценила талант портнихи по достоинству, и со временем Бертен стала бывать во дворце по два раза в неделю, обеспечивая хозяйку Версаля умопомрачительными нарядами. Статус королевской портнихи принес Бертен не только немалые богатства. Если обычные портные являлись к клиентам на дом по их зову, то Роз принимала даже самых титулованных особ в своем роскошном особняке на улице Сент-Оноре. Баронесса Д`Оберкирх вспоминала: "Мадмуазель Бертен казалась мне очень необычной персоной, полной сознания собственного достоинства. Она обращалась с принцессами как с равными". Впрочем, находясь среди представителей своего сословия, Роз Бертен не корчила из себя герцогиню. Например, однажды в Версале она метко плюнула в лицо конкурентке мадмуазель Пико.

С началом революции Бертен и многие другие представители третьего сословия, обслуживавшие аристократию, лишились клиентуры, но в целом средний класс заметно усилил свои позиции во Франции и за ее пределами. Он наконец-то был замечен, и в 1813 году в Оксфордском словаре впервые появилось само это понятие -- middle class. Более того, вкусы, нравы этого класса стали быстро распространяться на все общество, включая высшие слои. К примеру, в 1826 году русский дипломат князь Козловский с удивлением отмечал, как изменились французы под влиянием жизненных установок третьего сословия: "Вначале французов называли народом легкомысленным, фривольным, изящным, исполненным воображения, непостоянным во вкусах и гоняющимся за удовлетворением мимолетных желаний... Допустим, что некогда все эти свойства были присущи французам, однако ныне они исчезли без следа, и, сколько я ни искал их, все было тщетно. Мне, напротив, французы показались самым рассудительным народом в мире: рассудительным я называю всякого, над которым страсти почти не властны и который делает только то, что почитает для себя выгодным и согласным с принятыми в обществе правилами. Я не слышал, чтобы в многочисленном парижском обществе совершился бы хоть один сумасбродный поступок... не слышал ни об одном отчаянном шаге, вызванном несчастной любовью или обманутым честолюбием, ни об одном увозе возлюбленной, больше того, ни об одном браке по любви".

"Вытирать пыль унизительно"

В течение XIX века средний класс встал на ноги, добился материального благополучия. Промышленная революция, начавшаяся в Англии и перекинувшаяся на континент, давала колоссальные доходы финансовой и промышленной олигархии, а также старым аристократическим семьям, которые начали вкладывать свои капиталы в новую индустрию. Но и среднему классу кое-что перепадало, ведь новой экономике были нужны квалифицированные управленцы, юристы, инженеры и прочие специалисты. Все эти люди получали приличное жалованье и хотели наслаждаться жизнью -- одеваться у лучших портных, посещать рестораны и театры, покупать хорошую мебель и т. п. Таким образом, круг потребителей товаров и услуг в Европе начал быстро расти, что открывало широкие возможности для мелких и средних предпринимателей, которые и сами относились к среднему классу. Постепенно средний класс богател и проникался сознанием собственной силы.

Что же представлял собой этот класс в эпоху своего расцвета? Стоит сказать, что в XIX веке он, как и в наши дни, делился на "верхний средний", "средний средний" и "нижний средний", хотя в те времена такими терминами никто не пользовался. Кроме того, средний класс делился на две большие группы -- профессионалов и предпринимателей, в каждой из которых тоже были свои "верхние", "средние" и "нижние". У профессионалов на верхней ступени социальной лестницы стояли юристы, врачи, преподаватели и инженеры. Во Франции юристы считали себя избранной кастой, что отчасти признавали даже аристократы. Например, в 1850 году маркиз Альтери писал: "Революция очень многое дала адвокатам; в законодательной палате они почти единственные, кто умеет говорить". Люди с юридическим образованием часто избирались в законодательные органы, они занимали значительную часть государственных должностей, служили в частных компаниях, имели личную адвокатскую практику. Престиж юридического образования в стране был чрезвычайно высок. Так, в 1864 году из 187 учащихся престижного лицея Дуэ 54 мечтали о юридическом дипломе и только 12 хотели работать в промышленности. Учиться на юриста стоило дорого -- 1,5 тыс. франков в год, если речь шла о Сорбонне, и 1 тыс. в провинциальном вузе. Это была действительно каста: около 60% студентов юридических факультетов были сыновьями юристов, и они же потом имели наибольшие шансы найти себе хорошую работу. Те же, кому это не удавалось, опускались в нижние слои среднего класса, где влачили жалкое существование в заштатных конторах.

Примерно та же картина наблюдалась среди ученых и преподавателей. На вершине социальной лестницы находились члены Французской академии. Академиков было всего 40, и это были весьма обеспеченные люди -- со средним годовым доходом порядка 100 тыс. франков. Они дружили семьями, их дети заключали браки между собой -- словом, это тоже была замкнутая каста, к тому же очень немногочисленная. Ниже стояли преподаватели университетов и лицеев, которые зарабатывали около 4 тыс. франков в год. В действительности доходы были раза в два выше, поскольку преподаватели взимали со студентов плату за экзамены, но в любом случае до академиков им было далеко. Ну а в самом низу находились школьные учителя, которые зачастую ходили в обносках и считали каждый франк.